ВТОРОЙ КЛАСС

Во втором классе прибавился предмет – французский язык. Учительница была Абрамович Мария Константиновна. Она относилась к нам хорошо, и весной мы ей дарили букеты из ландышей и сирени. Она была, как я уже сказал, интересной дамой.

Товарищ мой, Миша Маккавеев, часто, когда, бывало, не выучит урока по французскому и Мария Константиновна собирается поставить ему двойку, начинает ее упрашивать: «Ну, Мария Константиновна, ну хорошая, красивая, милая, не ставьте мне «двойку», я завтра отвечу на «четыре», а Вы мне поставите «три». Она краснеет, нервничает, руки дрожат, и никак не может написать в его графу, гонит его от стола, а он заглядывает в глаза и чуть целоваться не лезет. Она говорит: «Я Вам в учительской поставлю». Это мы называли «объяснение в любви Маккавеева с Марией Константиновной» и предугадывали, когда его вызовет, видя, что он не знает урока.

За ней вздумал ухаживать учитель латинского языка старших классов Поташов Михаил Васильевич – «кривошей» с рваной ноздрей и привычкой говорить «отошь» вместо «вот уже», когда он останавливал расшумевшихся учеников. Он вообще был «ухажер», даже за чужими женами не прочь был приударить. И раз один из обиженных мужей нанял «золоташек» побить его. Они, конечно, не замедлили наколотить поздно возвращавшегося домой лавеласа, накрыли его рогожей и наставили синяков. Об этом гимназисты узнали на другой день. «Художник» из учеников пятого класса до его прихода на классной доске на обеих сторонах нарисовал мелом картину, как его избили. Поташов, зайдя в класс, дня через три, когда поджили синяки, сразу заметил «художество» и велел дежурному перевернуть доску на другую сторону, но и на ней была та же «картина». Тогда, не говоря ни слова, он выбежал из класса и, как ужаленный, побежал к директору, а в это время доску дежурные привели в идеальный порядок. Вернувшись с директором, Поташов постоял и, видя, что «картины» нет, велел перевернуть доску на другую сторону, но и там ничего не оказалось. Так директор и не узнал, что было на доске, а Поташов не решился сказать директору. А картина была исполнена с замечательною сходностью с Поташовым.

Урок прошел в напряженном состоянии. Поташов в отместку наставил много «двоек» и «единиц». После большой перемены, когда была получена почта, стало известно, что по почте была прислана та же картина, нарисованная акварелью, лично Поташову и директору гимназии.

За «двойки» и «единицы» Поташову были выбиты в квартире все оконные стекла, для чего наняты были «золоташки». Это подействовало на него и он пришел на другой день как шелковый.

 Таким способом его усмирили, он спросил всех учеников, получивших накануне плохие отметки и исправил их на «тройки» и «четверки».

Взамен учителя Берга нам прислали другого – важного краснощекого Мейера Якова Христиановича. Он ходил в летнем пальто и зимой и летом, часто внакидку, всегда в штиблетах и зимой без галош. Здорово пил пиво. Жил он на квартире на больничной площади в доме рядом со мной, там жил и «Штык» и перебравшийся сюда учитель математики Шварц.

Я видел часто, как прислуга их квартирной хозяйки ходила за пивом с корзинкой и Мейер прикрикивал: «Штык», пифа хочешь?».

Раз в клубе, который находился против «красной» школы, и где раньше играли в карты, Поташов что-то сжульничал и Яшка, как мы звали Якова Христиановича, схватил за шиворот Поташова и перекинул через стол.

Тут произошел скандал – Поташов полез драться, но Яшка вынес его на руках, как ребенка, из клуба и бросил в снег.

Дело дошло до городского суда, и Яшка пришел за советом к моему отцу, который был адвокатом. Отец выступил на суде, охарактеризовал Поташова, как человека непристойного поведения и рассказал инцидент с учительницей французского языка Кугушевой. Она шла по большой улице, а Поташов, подойдя сзади, подхватил ее под руку. Та дала ему пощечину. Это было напротив бульвара, где гуляло много гимназистов.

Так Яшка отделался штрафом в размере десяти рублей за нарушение тишины и порядка в общественном месте (в клубе), а за оскорбление Поташова ему ничего не было, так как свидетели подтвердили, что Поташов сжульничал, и у них началась обоюдная драка.

Несмотря на то, что отец защитил Яшку, он относился ко мне справедливо, и раз за невыученный урок поставил «1», но на другой день спросил и исправил на «4».

После скандала в клубе Поташов стал еще нахальнее с учениками, а с Яшкой в учительской не здоровался.

Яшка, когда был «под мухой» играл с нами на площади перед их домом в городки, а когда проигрывал, то мы не ездили на нем, как в этих случаях полагается, а давал нам на подсолнухи копеек пятьдесят. А «Штык» тоже играл, но в другой партии, и он-то ездил на нем, когда выигрывал.

По окончании учебного года Яшку перевели в другую гимназию из-за скандала с Поташовым. Я его встретил в 1912 году на пароходе, когда был уже вторым помощником капитана. Обстоятельства встречи замечательные: он сел на пароход на пристани Городец на Волге и ехал в Нижний Новгород на ярмарку, набрал в буфете на 25 рублей, а платить-то было нечем (это по прежним временам большой долг) и завалился спать в общей каюте второго класса, имея билет третьего класса.

И при высадке пассажиров в Нижнем Новгороде на Городской пристани я пошел списывать свободные места в каютах и в общей мужской наткнулся на спящего пьяного человека, одетого в мундир учителя гимназии. Я позвал официанта и приказал разбудить его. Тут официант объяснил мне, что это он нарочно не будит пассажира, так как тот пьян, пусть проспится, да к тому же он должен ему 25 рублей. Я все равно приказал разбудить его и собрался составить акт за неуплату, установив личность по документам. Его разбудили и он сказал, что платить нечем, а даст подписку, так как он не получал еще жалование за этот месяц. Я потребовал документы, он предъявил паспорт, да я до этого припоминал, что где-то видел этого учителя. Когда я прочитал его фамилию, то сказал ему кто я, и что я бывший его ученик, хотя прошло уже десять лет, он тоже узнал меня.

Я не стал составлять акта, а поверил ему на честное слово, что он оставит деньги в кассе на пристани Городец, чтобы передали на пароход, даже дал ему на расход 10 рублей. Он добросовестно исполнил обещание через десять дней, когда пароход шел обратно в Рыбинск из Перми, Яшка оставил в кассе 25 рублей долгу в буфет и 10 рублей денег в конверте, да еще большое письмо и благодарность, где он вспомнил заступничество отца на суде и как играл с нами в городки в Елатьме.

*     *     *

 

ТРЕТИЙ КЛАСС

С начала третьей четверти Поташов повел политику придираться к брату Борису и его гимназическим товарищам. Тогда класс устроил ему обструкцию. На последнем уроке положили ему в стол тухлых яиц, а в чернильницу налили воды, так, что он не мог и расписаться в журнале. Потом в разных углах класса засунули в парты сломанные перья и заскрипели. Потом вновь наняли «золоташек» выбить стекла в окнах квартиры Поташова.

На другой день ученики шестого, седьмого и восьмого классов не входили в класс на занятия латинского языка, объявив бойкот, и находились в первой части уборной, затворив плотно и приперев плечами дверь.

Вечером был созван педсовет совместно с родительским комитетом, в составе которого было 18 членов, по два от класса и девятнадцатый избирался дополнительно председателем.

На совместном заседании родительского комитета с педсоветом подавляющим числом голосов было принято решение о том, чтобы просить Харьковский учебный округ уволить из состава преподавателей Елатомской гимназии учителя латинского языка Поташова, как потерявшего авторитет среди учеников и проявившего себя в неблаговидном поведении скандалами и ухажерством. С ходатайством в Харьков поехал мой отец, которого родители выбрали представителем и дали средства. На соединенном совете почти все учителя высказались против Поташова, особенно учитель физики и химии Бельке Франц Густавович, заслуженный учитель, иногда исполнявший обязанности инспектора.

Ф.Г.Бельке, учитель физики и химии

Елатомской гимназии.
(Единственная фотография,
имевшаяся в рукописи данной повести.
Прочие фотоснимки найдены Н.Зиновиным)

За Поташова был только инспектор Горбунов Леонид Петрович, одного поля ягода с Поташовым. Его звали «Гидра», так как он был очень безобразен лицом и с придирчивым характером.

На время получения результатов ходатайства об увольнении Поташова его уроки стал занимать директор, который преподавал историю.

Не прошло и недели, как отец прислал из Харькова телеграмму директору и нам: «Поташов временно отстранен, едет ревизор». Вот радость-то, наша победа! Но некоторые ученики говорили: «Ревизор приедет – и опять Поташова восстановят». Как раз в день приезда ревизора Поташова побили еще раз нанятые «золотники». Причем он вынул маленький револьвер системы «Бульдог», который у него отобрали и закинули. А по почте на другой день ревизору прислали такую же картину, как раньше про взбучку Поташова и ревизор удивился сильному сходству Поташова с рисунком. Для большинства так и осталось неизвестным, кто это рисовал, а между прочим, это рисовал сын учителя Бельке, который был почти художником.

Ревизор долго, недели две, расследовал дело Поташова, но против фактов не попрешь и Поташов уехал в другой город с семейством. А латинский язык поручили преподавать учителю греческого языка Щекину Николаю Ивановичу, маленькому, горбатенькому безобидному человеку, у которого почти всегда болели зубы.

Н.И.Щекин, учитель греческого языка

Елатомской гимназии

Но и «Гидра» понизил свой тон, а особенно после того, как ревизор отобрал у него преподавание истории в начальных классах, как не имеющему на это права, а поручил это географу Покровскому Михаилу Петровичу, который тоже был безобидный человек, а «Гидра» остался только инспектором.

М.П.Покровский, учитель географии

Елатомской гимназии

Про Поташова была сочинена песенка на отъезд. Вот она:

Поташов в одной рубашке,

Тумба, тумба, тумба,

Он бежит с своей милашкой,

Тумба, тумба, тумба.
 

*     *     *



 

Продолжение

Вернуться на главную страничку