Забозлаева Вера Федоровна

(с. Рождественское Костромской области)

 
 

Воспоминания
 

 

 

Елатьма…

Родилась я в 1910 году, 28 июля.

Как закрою глаза, так вспоминаю наш дом, каждую его комнату, каждый предмет. Вспоминаю что, где и как находилось. Безошибочно могу сказать, где и какие в кухне висели полочки, и что на них стояло.

Помню, как нас учил поп в церковно-приходской школе. Соберет всех нас, детей в кучу, накроет полами своей длинной черной рясы и говорит о законе божьем.

Меня любили как в доме родителей мамы, Кочетовых, так и в доме папиных родителей, Сорокиных. Оба моих дедушки были купцами. Мамин папа, был очень строг, в дом к себе приглашал немногих. Часто над ним многие посмеивались за то, что он придерживался старых устоев.

 

 

 

 

Бывший дом купца Кочетова на ул. Володарского (сгорел 29.05.2015 г.)

 

 

 

У него было семь дочерей. Перед сном он со свечкой заходил к ним в спальню и пересчитывал. Чтобы пойти на свидание, шли на обман – на место ушедшей на встречу с другом сестры ее подруги клали под одеяло ворох белья, придавая ему вид лежащего человека. Уловка всегда удавалась, и дед был в уверенности, что все его дочки находятся дома.

На пасху дед сзывал всех своих детей со своими супругами, внуки не приглашались, исключение делалось только мне. Помню, как в этот день мы запрягали экипаж и выезжали на нем к деду на званный обед.

В семнадцатом году мне исполнилось 7 лет. Произошла революция. Папа, Федор Федорович Сорокин, в первую мировую войну служил при штабе писарем – у него был великолепный каллиграфический почерк.

 

 

 

Ст. унтер-офицер Сорокин Ф.Ф.

 

Старший унтер-офицер
Сорокин Федор Федорович.
Род.1878 г., расстрелян 27.09.1937 г.
Похоронен на Бутовском полигоне в Москве.
Фото 1916 г.

 

 

 

Писарем же он был и в гражданскую войну, но только у красных, что его тогда и спасло от расстрела. Власти тогда были нужны грамотные люди.

Дед по линии папы, Федор Иванович Сорокин, был купцом первой гильдии – торговал лесом. Работать он начинал у своего брата коком на речном пароходе.

 

 

 

Федор Иванович Сорокин, елатомский купец первой гильдии

 

Федор Иванович Сорокин,

елатомский купец первой гильдии

(Для увеличения кликните по изображению)

 

 

 

Елатьма. Жена купца Сорокина Фёдора Ивановича – Губырина Татьяна Петровна и её дети

 

Губырина Татьяна Петровна,
жена купца Сорокина Фёдора Ивановича и её дети

Зинаида, Анна, Александра, Софья и Александр.
Фото восстановлено Н.Зиновиным в 2013 году.

(Для увеличения кликните по изображению)

 

 

 

Его брат, Гаврила Иванович Сорокин, был владельцем и капитаном этого парохода. Однажды произошел взрыв парового котла, дед в это время был на борту. Что именно произошло с ним, точно не помню, но он потерял из-за ожога зрение. Стал слепым на один глаз. С тех пор он всегда ходил с носовым платком: невидящий глаз все время слезился.

Когда дед скопил денег, он приобрел лавку и стал торговать бакалеей. Поднакопив капитала, стал заниматься лесом и сделался купцом первой гильдии. Он не имел никакого образования, но обладал большим умом и смекалкой.

 

 

 

 

Дом, принадлежавший отцу В.Ф.Забозлаевой, Сорокину Федору Федоровичу,
Елатьма, 1932 г. (Для увеличения кликните по изображению)

 

 

 

 

Этот старинный особняк сохранился в Елатьме до наших дней

 

 

 

 

Декоративные элементы крыльца бывшего дома Сорокина Ф.Ф.

Фото Н.Зиновина, 2011 г.

 

 

 

В день, когда в Елатьму пришли красные, в доме у деда проходили поминки по бабушке, которая умерла перед самой революцией. В гостиной были накрыты длинные столы, но гостей не было. Все разбежались по своим домам, все очень боялись новой власти. Красных было немного. Они въехали в город под вечер по дороге на конях. Зайдя в дом, их командир строго спросил, что за праздник здесь празднуют. Узнав о причине застолья, несколько смутился. Стал спрашивать об оружии, есть ли оно в доме, о детях. Один из сыновей деда был офицером и воевал на стороне белых. Дед сказал, что в доме оружия нет, и где его сыновья, и чем они занимаются, он не ведает. Красные ушли, пригрозив наказанием за ложь.

После этого мы с дедом вышли на улицу, сели на скамейку. Дед сказал, что красные не такие страшные, как о них говорили.

В тот же день город захватила волна поджогов. Нам повезло. Мы рано заметили, как нам во двор кинули бутылку с зажигательной смесью. Загорелись ворота, но огонь был быстро потушен.

Один из красноармейцев – молодой парень, Николай Гридюшко, всю ночь провел, дежуря у нашего дома, и не дал его спалить. Но другим не повезло – у кого сожгли сарай, у кого – конюшню, а у кого и дом.

Из всех детей я одна имела полное среднее образование (в 1928 году окончила Елатомскую школу II-ой ступени). Шура и Зина окончили только лишь по четыре класса.

 

 

 

 

Семья Сорокиных, Елатьма, 28.07.1930.

Первая справа, стоящая рядом с главой семейства,
Сорокиным Федором Федоровичем –
его дочь Вера Федоровна, с другой стороны рядом с ним –
супруга Дарья Андреевна Сорокина (урожденная Кочетова)

 

 

 

В Елатьме после революции работы не было. Мы поехали в Орехово-Зуево, вслед за своими родственниками. Папа устроился кассиром. Шура и Зина после школы фабрично-заводского ученичества (в дальнейшем ФЗУ были преобразованы в профессиональные технические училища) на ткацкую фабрику ткачихами. Я же нигде не могла найти себе рабочего места. Выбор, предлагаемый биржей труда, был небольшой: либо ткачихой, либо рабочим на расчистку железнодорожных путей. Ни то, ни другое мне не нравилось. Тогда я поехала к своей тетке в Павлово.

В Павлове я подала документы в местную биржу труда. Через некоторое время мне пришел запрос из РОНО.

В те годы была большая нехватка учителей, и мне предложили должность учителя в школе. Я сказала, что никогда не учила детей и не знаю, как это делать, на что мне было сказано, что это не страшно. Я согласилась и поступила в школу под начало опытного преподавателя и в процессе работы научусь. (Затем прошла педагогические курсы. Зав. РОНО был Зеленогорский).

Меня распределили в двухкомплектную школу в Большом Мартове, в нескольких километрах от Павлова.

Школа там была новая, большая, но в ней была всего одна учительница.

Учительница (Левицкая Римма Николаевна), молодая женщина, очень обрадовалась моему приезду. Вот уж как полгода она одна преподавала в школе, а на ее просьбы о втором преподавателе не было ответа.

Римма Николаевна жила в доме при школе вместе со своей матерью (у матери был немного помрачен рассудок). Я устроилась в доме у одной доброй женщины.

Римма Николаевна сначала показала мне, как нужно вести урок, что проходят дети в каждом классе. Затем помогала мне в ведении уроков, а когда увидела, что я уже могу самостоятельно вести занятия, то дала мне два класса. Всего в школе было четыре класса.

Через некоторое время, не могу вспомнить по какой причине, меня перевели в другую школу, где педагогом был молодой мужчина. Он был зол на советскую власть. Сам он был очень образованным. Кем он был до революции – не рассказывал.

И этот мужчина влюбился в меня. Писал мне стихи, но таких же ответных чувств я к нему не испытывала. Тут мне пришел вызов на курсы преподавателей. Перед тем, как на них поехать, я на несколько дней собиралась заехать в Елатьму, к родителям. Учитель сказал, что если я его люблю, то пусть напишу ему письмо через две недели. Если письма не будет, то, значит, никакой любви нет, и он больше не будет меня беспокоить. Письма я ему не написала.

Когда приехала в Елатьму, то о моём приезде весть разнеслась очень быстро, у меня там было много друзей и подруг, все хотели со мной встретиться. Среди друзей был и Георгий. Мы с ним дружили с самого детства. Хотя его родители не были богатыми, но зато были очень порядочными людьми, и мне разрешили с ним дружить.

Был такой случай. Елатьма располагается на больших холмах, и зимой, когда их заносит снегом, получаются великолепные снежные горы, с которых очень здорово кататься как на санках, так и на лыжах. Георгий разгонялся на лыжах с одной горы и влетал на другую, рядом стоящую. Еще под горой у самой реки стоял сарай. И зимой одну из его стен, которая была ближе к берегу, полностью заносило снегом, получался настоящий трамплин. Георгий на лыжах спускался с близлежащей горы, перелетал этот сарай и приземлялся на лёд. Этого никто, кроме него, не мог повторить.

Однажды я каталась на санках с горки. Надо сказать, что между горами был старый колодец, который каждую зиму заносило снегом, а в этот раз снега выпало еще не так много, было начало зимы. И я как раз влетела на санках на этот колодец. Хорошо, что ноги успела выставить вперед, вишу с санками прямо над ним. Пошевелиться не могу – того и гляди упаду. На мое счастье катался там и Георгий, он меня спас, помог выбраться. После чего отругал и сказал об этом моим родителям, которые тоже меня отругали. После этого случая я долго еще называла его «фискалом»…

Георгию я нравилась. Это знал и его дядя Ваня. Знал и старался нас свести вместе, в конце концов, он нас и сосватал.

А дело было так. Когда я приехала летом пред учебой домой, в Елатьму приехали на отдых актеры и режиссеры из столицы. Они остановились в доме одной моей подруги, и эта подруга пригласила меня к себе, чтобы я посмотрела, что актеры могут делать.

Действительно, было очень забавно. Мы пришли, сели за накрытый стол. Поели. И тут началось развлечение. За дальним от меня концом стола сидел режиссер, и он начал действие. Отвернется от нас, а когда повернется, его просто не узнать – то он весь в морщинах и говорит, шамкая, как древний старик, то сделается злым, презлым, а то станет молодым, и голос у него так же меняется. Мы очень смеялись. После обеда пошли на прогулку. Этому режиссеру я очень понравилась, и он взял меня под руку, стал рассказывать разные истории. По пути нам встретился Георгий. Увидев меня с московским режиссером, он весь вспыхнул и убежал. А режиссер вдруг стал ко мне приставать, но я тоже не лыком шита. Я была девушка крепкая, взяла да и толкнула его с обрыва. Говорят – расшибся, но не насмерть, больше испугался, думал, что с провинциальными можно так просто, да не вышло, не на ту напал.

Георгий же прибежал домой, залез на сеновал и ни с кем не разговаривал. Дядя Ваня увидел меня и говорит: «Что же ты, Вера, с парнем наделала? Ни с кем не говорит, забрался на сеновал, того и гляди, что-нибудь с собой сделает. Иди к нему проси прощения». Пошла, простил. Это и решило всю дальнейшую мою судьбу.

Быстро пролетели две недели. Я уехала на педагогические курсы, а Георгий на курсы работников «Заготпушнины». Все его дядьки занимались пушниной, и он решил пойти по их стопам.

Меня же после прохождения курсов направили в одну из школ недалеко от Павлова, и там произошел следующий случай.

Я простудилась, заболела ангиной. А больница находилась в Павлове. Я пошла туда, да путь был не так чтобы близким, и поэтому засветло я никак не смогла придти. Перед Павловым стоял мост через реку, было уже темно, времена были неспокойные, по мосту шел какой-то мужчина. Кто он, вдруг бандит, а я одна. Испугалась не на шутку. Решила: будь, что будет, набралась решимости и прошла мимо него. Ничего не произошло, но стало так страшно, вдруг он за мной погонится. Я побежала, а сил уж не было, а впереди высокая гора, на которую нужно подняться. Поднялась на нее и упала без сил. Хорошо там были люди, помогли мне дойти до дома родственников. На утро оказалось, что пропал голос. Сказались перенапряжение и страх.

Месяц лечили в Павлове, но результата никакого не было видно. Направили в Нижний Новгород, в областную клинику. Но и там не могли понять, от чего это и как мне помочь. Продержали месяц. Направили в Москву к профессорам. И там тоже лишь разводили руками, голос не возвращался. Оформили мне инвалидность.

Что делать? В школу возвращаться – нет смысла: нет голоса. Поехала в Орехово-Зуево к родителям. Устроилась музыкальным работником в один из детских садов, благо умела играть на фортепьяно, и слух был.

Георгий же закончил свои курсы, и был направлен в Костромскую область, в Шарью, в «Заготпушнину». Оттуда он меня вызвал к себе. К этому времени у меня уже появился голос, правда, слабый. Папа с мамой благословили меня, и я поехала. Сначала заехала в Елатьму. Продала наш дом. Дом, в котором я родилась на свет, где прошло мое детство, юность. Дом, с которым связано столько приятных воспоминаний. Затем поехала в Шарью через Павлово и Горький. По дороге, к несчастью, подвернула ногу. Представляете, какая невеста приехала к жениху: безголосая да ещё и хромая. Но Георгий сказал, что любит меня любую, даже без приданного. Надо сказать, что в дороге, к тому же, пропал мой багаж. Никто не знал, куда он делся, а оказалось всё очень просто. Какой-то работник вместо того, чтобы написать, что нужно доставить багаж железной дорогой, написал – доставка по реке. Навигация же по Ветлуге возможна была только по весне в половодье, так что багаж получили только через несколько месяцев.

В Шарье мы и поженились. Венчались 17 октября 1932 года в церкви Николо-Шанги.

 

 

 

 

Николаевская церковь с. Николо-Шанга, 1930 г.

 

 

 

В Шарье же появился наш первенец – Люсенька. Это был 1934 год. Оспу тогда еще не победили, Люсенька заболела и умерла. Ее похоронили в Шанге. В 1935 году родился Володя. Рожать его я ездила в Орехово-Зуево к своей маме.

Вскоре Георгия направили на заготовку пушнины в Муром. Я поехала с ним, а в 1936 году родила там Тамару. Там же стряслась беда. Георгий поехал на заготовку пушнины с пятью тысячами рублей. И эти деньги у него по дороге украли. Времена были страшные – тридцатые годы. Начальник Георгия – Чнегов знал, что он не мог их присвоить себе, Георгий был честным и очень хорошим работником. До суда дело не дошло, сказали, что эту сумму нужно выплатить. Пришлось продать все ценное, что было, помогли родные, и деньги те уплатили.

В 1937 году расстреляли папу, за что и про что – не известно, просто как-то вечером пришли и забрали, ничего не сказав. Объявили его врагом народа. Впоследствии его реабилитировали посмертно…

Перед войной нас перевели в Кологрив. Места там были красивые, но глухие. Кругом – дремучие леса. Меня взяли учителем в школу глухонемых, которая там находилась. А произошло это так.

Был праздник Первого мая. На городской площади проходил митинг. Народу было очень много. На деревянной сцене, наскоро сооруженной и украшенной транспарантами, выступали представители власти и народа с докладами, школьники пели песни, читали стихи. Там же выступала девочка – воспитанница школы глухонемых. Она прочитала стихи. Меня это очень тронуло, на глаза навернулись слезы. Потрясло то, что девочка, которая ничего не слышит, говорит, да что там – читает стихи!

После митинга ко мне подошла какая-то женщина.

– Здравствуйте, меня зовут Анна Ефимовна, я директор школы глухонемых. Кем вы работаете?

– Вообще я педагог, но сейчас нигде не работаю. Мы с мужем здесь совсем недавно, и я еще не устроилась на работу – сказала я.

– Хотели бы вы работать у нас в школе учительницей?

– Я бы с радостью, но у меня совершенно нет опыта работы с такими детьми. Боюсь, что у меня ничего не получится.

– Опыт – дело наживное. Бояться здесь не нужно, мы вам поможем. Педагоги у нас опытные – всему научат, помогут, подскажут. На митинге я за вами наблюдала. У вас доброе сердце, раз вас тронуло выступление нашей воспитанницы. А в нашем деле – это, пожалуй, самое главное!

Я согласилась.

Работать было очень интересно. Вначале нужно добиться того, чтобы глухонемой ребенок произнес какой-нибудь звук. Потом нужно добиться от него произнесения звука «а», и чтобы он запомнил это ощущение. Особенностью изучения звуков, букв и слов с этими детьми является то, что им нужно обязательно рисовать слова, буквы, обозначения их рисунками.

В 1941 году в январе родилась Нинушка. Летом началась война. Все ее предчувствовали. За неделю до ее начала из Кологрива в Мантурово погнали лошадей. Георгия не забрали, у него была бронь как у работника «Заготпушнины». Шкуры нужны были армии. Призвали его только в 1943 году. В этот день он пришел домой рано.

– Ну, Верок, собирай сухари, – с этими словами он положил на стол повестку из Военкомата, – еду бить фашистов.

Быстро собрала ему вещи, положила сухари, пару теплых носков, сменное белье, а на утро, накинув вещмешок на плечи, он пошел к Военкомату, откуда призывников на грузовых машинах повезли в Мантурово на железную дорогу.

Одной было, конечно, тяжело. Мужчин было мало, да и то, в основном, старики да немощные. Приходилось самой ходить в лес, рубить дрова для печки. Летом женщины собирались вместе и ходили в лес по грибы, ягоды. А у меня трое детей мал-мала меньше. Пока умоешь, их накормишь – время прошло, все ушли в лес. А есть то что-то ведь нужно.

И пошла я в лес однажды одна. А леса, признаться, я не знала. Знала только, что от дороги нужно повернуть влево. Решила, что далеко от нее отходить не буду, пойду по краю. А ягод и грибов было в этот год очень много, и заманили они меня в чащобу неимоверную. Иду, а где не знаю, выхожу на поляну, на поляне стог и какие-то мужики. Страшно, но подошла, спросила. Мужики оказались грибниками, но им было нужно совсем в другую сторону. Показали, куда мне идти, и я пошла. Долго ли коротко, только стало темнеть, а в лесу, где деревья высокие превысокие, темнеет быстрее, но, к моему счастью, где-то вдалеке послышался звон колокольчика. Я пошла на него. Чем ближе я подходила, тем громче и явственней он становился, и, наконец, вышла на лесную опушку, где мирно паслось колхозное стадо коров. Пастух, молодой парень, указал мне тропинку, по которой надо было идти.

А дома – переполох, меня не могут найти, дети одни, плачут. Кто-то видел, как я пошла в лес. Собрали народ, вооружились фонарями. Стали решать, куда идти, чтобы меня искать, и тут выхожу из леса я. Как же меня ругали! С тех пор одна в лес не ходила.

Георгий, по возможности, старался почаще писать с фронта письма. Все его письма были проникнуты любовью, верой в скорое окончание войны. Однажды он прислал письмо, в котором просил меня забрать домой его мать – Груню.

Нужно сказать, что его мать оставила их с сестрой Таисией, когда они были совсем маленькие. Их воспитывали отец да дедушка с бабушкой. По какой причине это произошло – не известно. Говорят, что она хотела проучить своего мужа Павла, но он не пришел к ней просить прощение. Таисия так ее и не простила, а Георгий простил. Толчком к этому решению послужил следующий случай.

Был обычный день войны, такой, как все дни. Георгий вместе со своими сослуживцами находился в землянке. Неизвестно почему в данную конкретную минуту решил он сходить за водой для чая, только это его и спасло. Не успел он отойти от землянки и на десять метров, как услышал за собой страшный взрыв. Обернулся, а землянки нет. В нее попал снаряд, остался в живых только он один, те же, кто был в ней – все погибли. И Георгий поклялся, если он останется жив, то заберет свою мать к себе домой.

Настал долгожданный день Победы. С фронта стали возвращаться домой оставшиеся в живых. Хорошо помню день, когда вернулся Георгий. День клонился к вечеру, вдруг на улице произошло оживление. Кричали: «Едут!». Я выбежала тоже. По улице проехали машины, и на одной из них я увидела Георгия. Машины остановились у военкомата. Признаться, он меня даже немного огорчил. Вылез из машины, и стал помогать какой-то молодой женщине с двумя детьми, слезать с кузова, а на меня – ноль внимания. Я подумала, что привез с собой какую-то молодуху. Обиделась чуть ли не до слез. Вовке он отдал ее чемодан и попросил его помочь донести его до ее дома. Володя обиделся, ведь так долго он ждал этой встречи. Оказалось, что это просто совершенно незнакомая женщина, он просто решил ей помочь и всю дорогу от Мантурова до Кологрива держал ее детей на руках. Такой был человек: сначала думал о других, а только потом о своих.

Надо сказать, что Георгий Павлович воевал доблестно. С войны он пришел с орденом «Красной Звезды», орденом Славы III степени, медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги».

Из Кологрива Георгия в декабре 1945 года перевили опять в Шарью. Там в 1946 году родился Лешенька. Честно сказать, я его не хотела. И знаете, он погиб. Все произошло по глупой случайности. Недосмотрела нянька, он перегрелся на солнце и умер от теплового удара, спасти не смогли. Похоронили его рядом с Люсенькой в Шанге. Я каждый год езжу к ним на могилку, к моим деткам…

Осенью 1947 года мы перебрались в Рождественское. Анна Ефимовна, директор Кологривской школы глухонемых, была переведена туда директором детского дома. Я стала там работать воспитателем. Георгий работал там же в «Заготпушнине». В 1948 году родилась Галина.

После войны бездомных, потерянных детей было очень много. Детских домов тоже очень много было в разных местах нашей необъятной страны. Признаться, я даже и не помню, как воспитывала своих родных детей, что, как готовила. Помню только, что всегда была в детском доме со своими воспитанниками, ведь они были тоже моими детьми. Мы, воспитатели, были для них мамами. Мы им стирали и штопали белье, помогали делать уроки, на собственную семью времени совсем не оставалось. До сих пор пишут и приезжают ко мне мои бывшие воспитанники.

Помогал Георгий – растопит печь, что-то приготовит. Конечно, основная работа легла на плечи Володи и Тамары. Володя и воду наносит, покормит скотину, Тамара приготовит поесть, присмотрит за младшими детьми, подоит корову.

В 1953 году родился младший сын – Саша, а в 1957 году умер Георгий.

Это было утром 25 февраля. Зима была снежная, сугробы были почти в рост человека. Он вышел во двор, запряг лошадь, чтобы ехать на работу и тут кольнуло сердце. Присел передохнуть, закурил и повалился набок замертво – инфаркт…

Прощаться с Георгием пришло очень много людей, говорили о нем только хорошее, да иначе и быть не могло. Георгий был честным, хорошим работником, любящим, заботливым мужем, отцом. А как он любил лошадей! И они отвечали ему взаимностью. У нас всегда были лошади. Когда его везли на кладбище, его конь брел по грудь в снегу, провождая хозяина в последний путь.

Я часто вспоминаю Георгия. Всегда стройный, подтянутый и в яловых сапогах в обтяжку. Не знаю почему, но он носил только их. Людей, при встрече с ним, поражала его культура. Высшего образования не имея, он обладал врожденной культурой, такой, что ей позавидовал бы и очень образованный человек. К тому же он был сильным. Когда еще жил в Елатьме, он помогал носить многопудовые мешки с солью и мукой на второй этаж амбара, помогая грузчикам, за что был неоднократно руган своим дядькой. Он мог, встав перед лошадью и взяв ее за передние ноги, поднять ее. Его фотография висит на видном месте, и вечерами я говорю с ним, рассказываю ему, что произошло, как живут наши дети, внуки, правнуки…

Одной, конечно, тяжело было поднять пятерых детей, но, слава Богу, подняла, теперь каждый из них уважаемый человек, у всех дети и есть даже внуки. У Володи – Людмила, у Тамары – Лена и Алеша, у Нины – Володя и Игорь, у Гали – Сережа и Аня, а у Саши – Ваня и Витя. Иногда даже начинаю забывать, сколько у меня внуков, тем более правнуков. Каждое лето 28 июля, в мой день рождения, они стараются все приехать ко мне. Каждый День рождения превращается в нечто грандиозное.

Всякое было в жизни: были трудные, были и хорошие времена. Успела еще поиграть в Народном театре, и даже была замечена одним Московским режиссером (играла ключницу – Феону из пьесы А.Н. Островского «Не все коту масленица»). Увидев мою игру он встал передо мной на колени и сравнил меня с какой-то очень известной актрисой, а после присылал на мой день рождения поздравления. Было же мне тогда восемьдесят лет.

Когда мне исполнилось девяносто, праздновали юбилей всем селом. Торжественная часть проходила в клубе с. Рождественское, все снимали на видео. Районные власти удостоили званием Почетной жительницы района – вот как!..

Нет, жизнь удалась!

 

 

*     *     *

 

 

 

P.S.

23 августа 2011 г. в возрасте 101 года скончалась  Забозлаева Вера Федоровна.

 

 

 

 

Вернуться на главную страничку