Анатолий Батманов

 
 

Воспоминания
 

 

ЕЛАТОМСКИЙ ДНЕВНИК

 

 

МНЕ ИНТЕРЕСНО ВСПОМИНАТЬ!..

 

На склоне лет появляется ощущение, что детство было совсем недавно, оно приближается и появляется желание перебрать все в памяти подробно и с любовью.

Моя жизнь – весьма непростая картина, многое в ней сложно, иногда даже трагично. Оглядываюсь назад, и многие вещи мне кажутся нереальными. Может быть, этого не было или было не со мной? Однако нет, все было…

Более шестидесяти лет тому назад, в 1949 году, тринадцатилетним подростком, я впервые приехал в Елатьму, на родину моих предков в дом, где вырос мой отец. Мне казалось, что я здесь бывал и раньше. Все мне когда-то было знакомо, только исчезло из памяти. Я ощущал необыкновенное чувство мистической связи с моими предками, многие поколения которых здесь жили, трудились, облагораживали эту землю. Мне здесь было хорошо, уютно, комфортно.

 

 

Батманов Толя. 1949 г.

 

Впоследствии почти ежегодно я проводил в Елатьме школьные и студенческие каникулы.

Я родился в Хабаровске, но своей малой родиной, точнее написать «Малой Родиной», считаю Елатьму. Для тех, кто знает и любит Елатьму, мое повествование о послевоенной Елатьме, сохранившейся в моей памяти, а также по-школьному наивных и коротких дневниковых записях, переработанных и дополненных шестьдесят лет спустя.

 

 

Да ведают потомки православных

Земли родной минувшую судьбу…

А.С.Пушкин.

 

МОСКВА – ЕЛАТЬМА И ОБРАТНО

 

Этот путь я проделывал много раз пароходом, поездом с пересадкой через Муром или самолетом через Рязань, а позже, рейсовым автобусом до Касимова и, далее, местным автобусом до Елатьмы, а еще чаще – на автомобиле. Каждая из поездок была интересна и незабываема.

Начало июня 1949 г.

С палубы колесного парохода «Коккинаки», носящего имя известного летчика-испытателя, после трехсуточного путешествия замечаю, как показалась пристань с близким для меня названием «Елатьма». Центральная часть райцентра Елатьма, расположенного на высоком левом берегу реки Оки, с палубы не видна, за исключением нескольких белоснежных домов. Подгорные улицы с небольшими частными домами буквально утопают в зелени знаменитых на всю округу вишневых садов. Матросы опускают за левый борт подвешенные на цепях бревна, которые выполняют роль буфера между пристанью и пароходом. Пройдет несколько лет и их заменят на старые автомобильные покрышки, а колесные пароходы заменят винтовые теплоходы.

Медленно подваливаем и причаливаем к пристани, на которой достаточно много встречающих, провожающих, отъезжающих людей. Пароход стоит в Елатьме, как правило, около часа и после его ухода пристань пустеет.

Нас, меня и брата, на пристани встречает наша тетя, сестра отца, коренная жительница Елатьмы Мария Ивановна Батманова. По узкому, шаткому и достаточно длинному мостику мы сходим с пристани, поворачиваем направо и идем берегом вниз по течению реки. Недалеко от пристани пришвартованы к берегу две баржи. С одной из них разгружают мешки, вероятно с мукой. Сгибаясь под тяжестью мешка, положенного за спиной на носильные заплечные ранцы с деревянным остовом, грузчики ловко переносят их на подводы. Трудно представить, как лошадь по крутому извозу потянет груженую телегу.

По тропинке вдоль берега мы подходим к полуострову. Узкий канал соединяет Оку с заливом, называемым елатомцами Заводью и находящимся между берегом и полуостровом. Летом уровень воды в заводи понижается и, для того, чтобы лодки, находящиеся в заливе могли пройти в реку, владельцы лодок углубляют и расширяют этот канал. Заводь и заборы садов разделяет около тридцати метров коротко «подстриженного» многочисленными стаями гусей луга. Сейчас так можно обработать лужайку только газонокосилкой. Вода в заводи в начале лета быстро прогревается и можно купаться. Но к середине лета заводь мелеет и вода, не без «помощи» гусей и уток портится и зацветает. Слева от нас, за заборами – знаменитые и известные далеко за пределами Елатьмы вишневые сады. На заборах, на высоте около полутора метров, видна отметина от весенних паводковых вод. Заборы остаются целыми, поскольку ледоход проходит по фарватеру русла Оки и паводковые воды здесь практически стоят. В нашем саду на стволах вишневых деревьев тоже виден уровень паводка. За сравнительно ровной поверхностью вишневого сада на крутом склоне террасами устроены огородные грядки.

 

 

УЛИЦА СРЕДНЕ-РЕЧЕНСКАЯ

 

Улицы, похожей на нашу, вероятно, нигде больше нет. Все дома на ней, в основном, расположены по одну сторону, а их фасады обращены в сторону реки. Противоположная сторона – сплошной забор с калитками напротив каждого дома, а ниже огороды и сады. В дождливое время улица была совершенно непроходима для пешеходов не только из-за грязи, но и из-за многочисленных оврагов, пересекающих улицу. Она представляла вполне готовую трассу для проведения мотокросса по пересеченной местности. В конце улицы, несколько на отшибе, находился сушильный завод. Небольшое здание завода, полуразрушенное, с кирпичной трубой, которая постоянно слегка дымила, окружали кучи неколотых метровых поленьев, используемых для топки сушильных камер. Продукцию этого завода я никогда не видел. Говорили, что там сушили мелко нарезанный картофель, морковку, лук и отправляли зимовщикам на север.

Наш дом, как и множество других домов на улице, имел никак не соответствовавшие его скромным размерам массивные ворота и калитку, покрытые сверху козырьком-крышей, сделанной еще в конце ХIХ века.

Двор был замощен булыжником, который ежедневно подметали веником, уничтожая следы десятка кур. Двор имел четкие границы. Слева располагались два рубленных сарая, справа – дом, а между ними забор, за которым находился верхний сад-огород. За домом под большой раскидистой яблоней, стоял стол, за которым летом обедали.

 

 

За столом в саду. Слева сидит бабушка А.И.Замешаева.

Стоят: Батмановы Анатолий и Мария Ивановна. 1958 г.

 

Небольшого размера, крытый железом, дом был построен в самом конце ХIХ века и в нем удивительно рационально размещались скромные по размерам кухня, спальня, кабинет и комната побольше, именуемая  залой. Просторный чулан в летнее время использовался как гостевая комната и спальня для дачников. Я и мой брат предпочитали ночевать на сеновале, расположенном на чердаке дворовой постройки, что давало возможность вечером долго и, главное, бесконтрольно со стороны взрослых гулять с ребятами и даже сбегать в городской парк, чтобы посмотреть танцы на веранде. Много места в доме занимала русская печь. На лежанке печи был насыпан слой проса. Как-то я, излишне долго купаясь в реке, простудился. Бабушка, натопив печку, уложила меня на горячее просо и засыпала им. На следующий день я был совершенно здоров.

 

 

НИЖНЯЯ СЛОБОДА

 

Так моя бабушка, Анна Ивановна Замешаева, называла нашу улицу. Бабушке перевалило за семьдесят, но ее память хорошо сохранила события шестидесятилетней давности, зато она могла забыть о том, что происходило несколько дней назад.

– А как изменился быт жителя Нижней слободы,– интересовался я у нее,– что изменилось?

– Вот, раньше не было радио, отвечала она, показывая пальцем на висящую на стене большую черную «тарелку» громкоговорителя, из которого еле слышно доносился голос диктора. Порядка было больше, семьи были большие и дружные. Приходилось много работать, но и отдыхали веселее.

Я чувствовал, что ей не хотелось проводить сравнения между жизнью в дореволюционное время с настоящей.

 

 

А.И.Замешаева. 1958 г.

 

Однако она любила рассказывать, и мне запомнились несколько историй.

– Мне было лет десять,– вспоминала бабушка,– когда мои родители взяли меня с собой. Дорога пролегала мимо Иванчино и дальше довольно далеко по лесной тропинке. Наконец, подошли к небольшой землянке-келье, в которой жил монах-затворник. Меня подвели к его руке и он благословил меня. На его голом теле висели вериги – толстые кованные цепи и крест. На плечи был накинут овчинный полушубок. Родители отдали ему мешок с гостинцами.

Я долго находился под впечатлением этого рассказа и в моем воображении рисовался лохматый, с длинной бородой, худой, пожилой человек, который, смиряя плоть, ушел от мирской жизни и уединился в лесу. А не от этих ли мест берут свое начало дремучие муромские леса, которые тянутся вдоль левого берега Оки от Елатьмы до Мурома?

Вторую историю, о которой вспоминала бабушка, я слышал от нее много раз. Она за девяносто лет своей жизни никуда дальше Касимова и Мурома от Елатьмы не выезжала. Но однажды, а было это в девяностых годах ХIХ века, она влюбилась в молодого человека, сына владельца парохода и сбежала с ним из дома, ничего не сказав родителям. Всю летнюю навигацию она путешествовала по Оке и Волге и побывала даже в Астрахани. События этого лета ярким и светлым пятном остались в ее памяти и она часто возвращалась к ним. О том, как закончилась ее первая любовь, я не знаю. Мне, тогда мальчишке, неудобно было об этом расспрашивать.

Летом бабушка вставала с восходом солнца и весь световой день трудилась в саду-огороде, заканчивая рабочий день с заходом солнца. Она получала мизерную пенсию, полагавшуюся за работу в колхозе или совхозе. Ее натруженные, мозолистые руки невольно вызывали уважение и могли принадлежать только великой труженице.

Бабушка не была набожным человеком. Возможно, жестокой атеистической пропагандой и насилием по отношению к церкви была запугана не только она. В уголке около ее кровати висела малозаметная небольшая иконка и лампадка под ней, но я не помню, чтобы она хоть когда-то зажигалась. Вероятно, просто не было лампадного масла.

Запомнилось, как проходя по городскому парку, который бабушка называла «Соборным садом», замедлив ход около высокой горы, состоящей из кирпичных глыб огромного размера, оставшихся от варварски разрушенного Спасо-Преображенского собора, она, боязливо оглянувшись, крестилась и что-то шептала.

 

 

ЦЕНТР ЕЛАТЬМЫ

 

В город, так называли центр Елатьмы, мы ходили не реже одного-двух раз в неделю, чтобы купить хлеб и выстаивали большие очереди за ним. Продавали в одни руки не более одного килограмма хлеба. Вокруг хлебной палатки резвились дети, а когда подходила очередь, их подзывали родственники и по количеству детей покупателям отпускали хлеб.

Электрические лампочки в избах на нашей улице впервые зажглись летом 1952 г. Это было незабываемое событие! Вся проводка в доме состояла из пробки-предохранителя и одного патрона с лампочкой в нем. Выключателя не было. Чтобы выключить лампочку ее слегка выкручивали из патрона. Подключать вторую лампочку или какие либо электроприборы не разрешалось. Электричество подавалось только с наступлением сумерек и отключалось около 12 часов ночи. Но еще долго оставались в обиходе керосиновые лампы, которые были необходимы как второй или резервный источник освещения.

В отсутствие холодильника его роль выполнял погреб. В конце зимы его заполняли или, как говорили, забивали льдом, который сверху покрывали соломой. Летом в погребе неплохо сохранялись скоропортящиеся продукты. Пищу, в летнее время, готовили на керосинке. За керосином ходили в город, поднимаясь по тропинке очень высокого и крутого склона и далее, через городской парк. Назад, с заполненными керосином бидонами в руках, дорога казалась бесконечно длинной.

 

 

ЕЛАТЬМА И РЫБАЛКА

 

Эти два слова мной воспринимаются тесно связанными между собой. Пожалуй, самые незабываемые воспоминания о Елатьме связаны с рыбной ловлей. Великолепный клев в озерах и протоках за рекой в районе озера Ушмар или в Старице, что на противоположном берегу от Пустыни, доставлял истинное удовольствие.

Мелкая рыбешка: окуни, ерши, плотвички, пойманные на вечерней зорьке, шли на приготовление тройной ухи со специями. Деревянными ложками из общего чугунка мы ели наваристую уху.

За разговорами незаметно проходила короткая летняя ночь и начинало светлеть. Опустившийся над водой туман быстро рассеивался. Сидя на берегу или в лодке с удочкой в руках, было интересно наблюдать, как окуни гонялись за мальками и выскакивали из воды, совершая удивительные кульбиты в воздухе.

Домой мы возвращались всегда с рыбой.

Несколько раз мне пришлось поучаствовать в рыбной ловле со взрослыми. Меня брал с собой дядя Ваня, а мой ровесник, товарищ и сосед Толя Бабин был со своим отцом, дядей Васей. Вчетвером мы переправлялись через Оку на лодке бакенщика. Ловили рыбу бреднем длиной метров шесть в небольших озерах, которых великое множество в заливной пойме реки. Прежде чем войти в воду, взрослые переодевались, надевали грубые старые брюки и лапти, в которых удобно было ходить по илистому дну помельчавшего к концу лета озера. Затем усаживались на берегу, доставали кисет с махоркой, ловким движением кресала высекали искру, раздували трут, и прикуривали от него. Курили не спеша, а в это время мы с нетерпением ожидали начала рыбной ловли.

Наконец самокрутки затушены, бредень подготовлен, и дядя Вася с дядей Ваней заходят в воду. Нам поручалось стучать по воде палками, отгоняя рыбу от берега. При удачном заходе мы выбирали из бредня до трех килограммов рыбы. Иногда бредень цеплялся за корягу, и тогда часть рыбы уходила из бредешка.

Достаточно быстро в каждом из двух мешков набиралось, по оценке взрослых, по пудику рыбы. Мы сматывали мокрый и тяжелый бредень и отправлялись домой. Влажные мешки с рыбой приятно холодили спину и плечи, а ноша не казалась тяжелой. Делили общий улов во дворе нашего дома, подбирая одинаковые рыбки и раскладывая их в две кучки. По окончанию просили меня отвернуться и закрыть глаза. Затем спрашивали, указывая на одну из кучек: «Кому?» А я говорил, Бабиным или нам.

Высшим рыбацким мастерством считалось поймать в Оке стерлядку. Я хорошо помню одного дачника из г. Иваново, которому удавалось это сделать. Он весь отпуск целыми днями просиживал с удочкой в руках на песчаных перекатах реки, проявляя необыкновенную усидчивость и настойчивость, и иногда возвращался домой со стерлядью средних размеров.

 

 

ВИШНЕВЫЕ САДЫ

 

Для многих жителей подгорной части Елатьмы в трудное послевоенное время они помогали за счет продажи вишни хоть как-то сводить концы с концами. В предбазарные дни, когда поспевала вишня, все без исключения занимались только ее сбором. В урожайный год вишневые деревья гнулись под тяжестью крупных, сочных и обильно увешанных ягодами веток. Вишня складывалась и перевозилась в плоских плетеных из прута корзинах. В корзину входило около полутора-двух ведер вишни. К субботе набиралось 7–9 корзин. Обычно кооперировались с соседями, заказывали подводу и отвозили вишню на пристань, грузили на рейсовый пароход и везли на базар в Касимов, Муром или Выксу. Вишню продавали не на вес, а стаканами. Покупатели отдавали предпочтение вишне из Елатьмы.

Считалось, что вишню можно было выгодно продать на базаре в г. Выксе, где был на нее большой спрос, но дорога туда была непростой. Пароходом ехали до пристани Досчатое, а далее пересаживались в маленькие вагоны узкоколейной железной дороги. Крошечный паровоз, окутанный клубами пара, медленно тянул состав из нескольких вагонов, а пейзаж из окна представлял песчаную пустыню, практически без зеленой растительности. Только вдалеке, небольшими островками, росли сосны. Я многократно и охотно не один год принимал участие в таких поездках по реализации вишни и познавал в них для себя что-то новое и интересное, но иногда возникали вопросы, на которые не находил ответа. Например, меня очень интересовало, где и как добывалась руда для железоделательных заводов в Выксе или Гусе-Железном и почему в Елатьме, расположенной между этими городками железной руды нет?

 

 

РАБОТА

 

Найти работу в Елатьме было очень сложно. Крохотные предприятия – пищекомбинат, коммунальные и административные учреждения, инвалидные и детские дома не могли обеспечить работой все население поселка. Престижной считалась работа в речном пароходстве. Работали матросами, шкиперами, а имеющие соответствующую подготовку – механиками. Я знал одну молодую семью, которая на всю летнюю навигацию устраивалась сопровождать баржи, прицепленные к буксирам. Причем, вместе с ними на барже путешествовали их ребенок и собака.

Скорость движения буксира с баржами на тросе, против быстрого течения Оки была удивительно медленной. Со смотровой площадки городского парка на горизонте слева можно было разглядеть буксир, который затем скрывался за горизонтом справа только часа через три. Мне рассказывали, и я в это верю, что с буксира на лодке высаживали матроса в Елатьме, он успевал повидать родных, попить чаю и на повозке, запряженной лошадью, догнать буксир в Касимове. Известно, что расстояние посуху до Касимова около 20 километров, а Ока делает огромную петлю более 100 километров длиной.

Личные подсобные хозяйства помогали елатомцам худо-бедно выживать, спасая их от голода. Далеко не все имели свиней, овец или коров, однако многие содержали кур, гусей или уток. В огородах и садах выращивали картофель, овощи и фрукты. Вкуснее елатомских помидоров я нигде не встречал. Елатомский пищекомбинат охотно по низким ценам принимал у населения яблоки, лук, картофель. Все домохозяйства облагались ежегодным налогом в виде сдачи государству мяса, масла, яиц, шерсти. Иногда натуральный налог можно было заменить деньгами или приходилось покупать продукты, чтобы затем их сдать. В домах подгорной части Елатьмы многие занимались плетением корзин из однолетних прутьев ивы или лозы. Заготовливали прутья за рекой, поскольку на левом берегу Оки их практически не было. Сегодня же, огромное пространство ниже полуострова, в середине века представлявшее великолепный пляж с чистейшим песком, заросло кустами ивняка. Причем, произошло это очень быстро, буквально за 5–7 лет в конце пятидесятых, начале шестидесятых годов.

Искусство плетения из прутьев передавалось из поколения в поколение и уникальные изделия елатомских умельцев меня поражали. Плели не только всевозможные корзины, но и детские кроватки-качалки, ажурные прикроватные столики, достаточно прочные сундуки, кресла-качалки и детские санки. Все это изготовлялось, как правило, из очищенных прутьев или из прутьев, иногда расщепленных продольно на примитивном приспособлении и пользовалось спросом.

 

 

ПОСЛЕВОЕННАЯ ЕЛАТЬМА

 

250 жизней унесла из небольшого нашего городка Великая Отечественная война. Эту цифру я узнал совсем недавно, прочитав историю города Елатьмы в ХХ веке, написанную Л.Д.Сорокиной. Вечная слава и память нашим землякам, геройски защитившим нашу землю и павшим на фронтах войны! Как правило, у большинства моих елатомских сверстников отцы погибли на фронте или вернулись с фронта с ранениями.

Я тоже считал по рассказам мамы, что мой отец погиб, а мы были эвакуированы в Чкаловскую (Оренбургскую) область. Однако, когда мне исполнилось 16 или 17 лет, мама под большим секретом рассказала мне, что отец в годы массовых сталинских репрессий был арестован и других сведений о нем нет с 1938 года, а в Оренбургскую область мы были сосланы как «семья врага народа». Все пережитое сказалось на здоровье мамы. В 48 лет, совершенно седая, после сердечного приступа она скоропостижно скончалась.

Только в 1957 году после полной реабилитации отца удалось узнать, правда, далеко не все, о его судьбе и я написал о ней на страничке «История Елатомского комсомола» на этом сайте. Однако полное понимание трагедии, пришедшей в нашу семью с потерей отца, пришло ко мне значительно позже. Но это отдельная, большая и чудовищно горькая история.

 

 

Послевоенная безотцовщина вела к тяжелому материальному положению в семьях и заставляла моих сверстников рано начинать работать, не получив достойного образования. Жителям сельской местности в те годы не выдавались паспорта, поэтому уехать из Елатьмы на постоянное жительство в город юноши могли только завербовавшись сразу после службы в армии на одну из строек.

Горько писать об этом, но, к сожалению, многие мои елатомские сверстники, замечательные, толковые ребята, оставшиеся в Елатьме, пристрастились к спиртному, не сумев реализовать свои возможности и талант, не найдя для себя достойного места, и рано ушли из этой жизни.

 

 

Центральная площадь Елатьмы, мощенная булыжником, выглядела довольно ухоженной. Что такое асфальт, в начале шестидесятых годов Елатьма еще не знала. Запомнилось, как возле «серой школы» волнистую мостовую ремонтировал, перекладывая булыжники и стоя на коленях, инвалид, вероятно фронтовик. Одну из ног ниже колена ему заменял костыль, по виду напоминавший бутылку горлышком вниз. Ему помогали две женщины, выравнивая неровность дороги песком. Работа продвигалась медленно. Благодаря таким труженикам, мостовые в городе сохранялись и улицы были сравнительно опрятны.

К сожалению, старые купеческие дома, как и в большинстве провинциальных городков России, выглядели бесхозными и неухоженными. Горько было смотреть на то, что осталось от разрушенных храмов и церквей, часто использовавшихся в качестве построек для хозяйственных нужд.

 

Рано ушли из жизни все мои близкие. К сожалению, я очень поздно понял, как важно знать о судьбах своих предков, и так много от этого невосполнимо потерял.

Помню, как тетя моего отца, Елизавета Михайловна Батманова, преподававшая в школе, рассказала мне об истории рода Батмановых. Будто бы в давние времена Касимовский хан назначил своим наместником в Елатьме татарина Батмана. С годами у него появились крепостные, которых называли «люди Батмановы», а семья наместника через несколько поколений обрусела.

Конечно, это обычная легенда, но, возможно, долька истины в ней есть. Первое упоминание о Батмановых из Елатьмы я обнаружил в историческом исследовании «Развитие Мордовского края в ХVIII веке», глава 9,3 стр. 209. Там сообщается, что в октябре 1711 г. купцы из Елатьмы Т.П.Милованов и З.Ф.Батманов приобрели в Мордовском крае большие партии хлеба. Первый – 700 четвертей ржи, второй – 625 (одна четверть ржи в начале ХVIII века равнялась 6 пудам или 96 кг). Сколько же понадобилось конных повозок, чтобы двум елатомским купцам перевезти около 130 тонн зерна? А как давно это было, еще во времена царствования Петра Первого и Полтавской битвы со шведами!

На улице Энгельса в скромном домике жила Татьяна Михайловна Батманова. Неоднократно я бывал у нее. Помню, как летним днем по пути с елатомского аэродрома я зашел к ней, чтобы передать посылочку от ее сына. За 40 минут полета из Рязани до Елатьмы на небольшом самолете АН-2, который не сумел миновать ни одной «воздушной ямы», меня укачало так, что, пошатываясь, я с трудом добрался до ее дома. Она угостила меня отличным фруктовым чаем с елатомской смоквой, и моя «укачанная» голова сразу стала на место.

С ее сыном, двоюродным братом моего отца, Михаилом Тимофеевым, 1916 г. рождения, меня связывала многолетняя дружба, несмотря на то, что он был значительно старше меня. Это был начитанный, общительный, обладающий тонким юмором, музыкальным слухом и голосом атлетически сложенный мужчина, душа любой компании. Его любовь к Елатьме была бесконечна и я во многом обязан ему, «заразившему» и меня этой любовью. Меня удивляло, что его в Елатьме знал буквально каждый встречный. И это несмотря на то, что он с 1937 г. не жил постоянно в Елатьме.

Перед войной он работал механиком, в Московско-Окском речном пароходстве в Москве, был начальником пристани «Щукино». Затем он поступил в Московскую консерваторию, но с началом войны был мобилизован на фронт. После тяжелой контузии и лечения в госпитале он служил до конца войны и еще долго после ее окончания в качестве личного водителя генерала И.В.Курчатова, известного всем как академик, «отец» атомной бомбы, основоположник мирного использования атомной энергии.

 

 

Тимофеев Михаил Иванович. 1959 г.

 

Елатьма притягивала Михаила как магнит. При малейшей возможности он поздним вечером садился в Москве за руль автомобиля и утром уже был в Елатьме. Иногда этот путь мы совершали вместе. Много интересного я услышал от него.

Вот наша машина едет по пыльной улице (асфальта еще не было) городка Гуся-Железного мимо полуразрушенного храма.

Михаил рассказывает мне, как местный владелец железоделательного завода Баташов организовал чеканку фальшивых монет из серебра в подвалах храма силами крепостных, прикованных цепями. Когда неожиданно нагрянула царская инспекция, чтобы скрыть преступное производство, он приказал открыть шлюз, и подземелье было затоплено, а находившиеся там крепостные погибли. Тогда я воспринимал эту историю вполне серьезно и долго был под впечатлением жуткой картины гибели десятков людей. Только через много лет, я осмотрел местность вокруг этого храма стоящего на холме и понял, что воду самотеком пустить в подвал было невозможно. А, может быть, подземелье находилось в другом месте или все это красивая легенда?

Последние шесть лет, до поздней осени 1994 г., находясь на заслуженном отдыхе, Михаил Иванович жил в Елатьме и только тяжелая болезнь заставила его вернуться для лечения в Москву, где через три месяца он умер. Единственной вещественной памятью о Елатьме, которой я очень дорожу, осталась у меня небольшая икона Св. Николая Чудотворца, передаваемая несколькими поколениями рода Батмановых и подаренная мне Михаилом Тимофеевым.

 

На чердаке нашего дома под железной крышей в летний солнечный день было очень жарко. В противнях сушились ягоды или тонко нарезанные яблоки и груши. На большом плоском листе подсыхала смоква, которую готовили, пожалуй, только в Елатьме. Рецепт приготовления смоквы не сложен. Варенные яблоки толкут до сметанообразного состояния. Иногда в них добавляют малину и черную смородину. Полученную массу, пропущенную через сито, тонким слоем размазывают на плоскости и сушат. После высыхания, на полученный «блин» кладут следующий тонкий слой и после его высыхания процедура повторяется, пока смоква не станет толщиной 3-4 сантиметра. Окончательно смоква, завернутая в полотенце, подсыхает на полатях печи до твердого состояния. Смоква может храниться несколько лет, практически не теряя вкусовых качеств. Поверьте, кружка кипятка с кусочком смоквы и добавленным по вкусу сахаром, необыкновенно вкусный и полезный напиток!

На чердаке в старом плетеном коробе я нашел несколько книг дореволюционного издания, не представляющих интереса и прижизненное многотомное издание сочинений Ульянова-Ленина в мягком переплете. Под книгами лежала пачка листов с нотами, написанными каллиграфическим почерком. Нотные пассажи, содержащие 16-е доли, могли быть доступны для исполнения только опытному музыканту-любителю. По рассказам бабушки, мой дедушка хорошо играл на скрипке и его часто приглашали на свадьбы, народные гулянья или праздничные вечера в богатые дома Елатьмы. В составе маленького оркестра он был скрипачом. Кроме него в оркестре были флейтист, виолончелист и бабушка, игравшая на бубне.

Но самой ценной для меня находкой на чердаке оказались шесть конвертов с письмами, аккуратно завернутыми в бумагу, и перевязанные тесемкой. Это были письма моего отца, Василия Батманова, адресованные его крестному, заменившему ему родного отца, или моему дедушке Замешаеву Михаилу Андреевичу. Два письма были сравнительно короткие, а четыре письма содержали семь-девять листов, написанных мелким почерком. Они были написаны в последние два года жизни отца. Письма присланы из Хабаровска, где отец в последние годы работал председателем Дальневосточного краевого радиокомитета. В 1938 г., в период политических репрессий, по фальсифицированному обвинению отец был арестован и приговорен к расстрелу. Перечитывая письма, понимаешь, насколько сложной и непредсказуемой была обстановка в стране в годы массовых сталинских репрессий. Впечатление такое, что отец в своих письмах обращается и к нам, своим потомкам, с последним словом, сердцем предчувствуя, что надвигается что-то страшное и неодолимое. Ему непонятно, что происходит, почему вокруг столько «врагов народа»? Дальше фрагмент из его письма, написанного в марте 1936 года. В нем он убежденно пишет, что будет, безусловно будет в Елатьме социалистическая культура, клубы, электричество, мостовые. Будет и культурная разумная молодежь, которая не будет разорять подсаженный молодыми деревьями «Соборный сад». Большевики, руководимые тов. Сталиным это сделают. Только надо нам крепко помогать, чтобы все сплотились вокруг большевиков, вокруг Сталина и верили бы, что Сталин, придет время, сделает в каждой советской Елатьме настоящую большевистскую культуру, прекрасную и счастливую жизнь!

 

 

Василий Иванович Батманов

 

В каждом письме много пронзительных слов о его тоске по Елатьме. Он мечтает и надеется, что ему удастся в скором времени вернуться в Елатьму с детьми и женой. Отец был убежденным коммунистом. В юности я встречал в Елатьме людей, знавших моего отца и тепло отзывавшихся о нем. В истории города Елатьмы, написанной Л.Д.Сорокиной и размещенной на этом сайте, о нем есть несколько строк.

 

 

 

Лист из письма В.Батманова. 1936 г.

 

Сестра моего отца, Мария Ивановна Батманова – коренная жительница Елатьмы, ветеран Елатомского комсомола. На страничке этого сайта, посвященном комсомолу, ветераны комсомола о ней вспоминают, и она запечатлена на последней коллективной фотографии ветеранов Елатомского комсомола. Елатьму она называла городом, райцентром или рабочим поселком, и обязательно поправляла меня, когда я называл Елатьму селом. В 1940 г. она решила переехать в Ленинград и устроилась там работать на заводе духовых музыкальных инструментов. Через год началась война и она пережила голод и все лишения в блокадном Ленинграде. «Работали по 12 часов в сутки, сменяя с напарницей друг друга, стоя за станком и штампуя гильзы для патронов,– рассказывала она,– Отдыхали не уходя с завода. К положенным всем блокадникам 125 г хлеба, нам полагался, как работающим на фронт, дополнительный паек, который спасал нас от полного истощения». Сразу после снятия блокады она вернулась в Елатьму и больше свою малую родину никогда не покидала. Правда, только однажды с трудом мы уговорили ее приехать на короткое время к нам в гости в Подмосковье.

 

 

Мария Ивановна Батманова,
ветеран комсомола Елатьмы. 1953 г.

 

Смотровая площадка в елатомском городском парке – это удивительное место. С площадки открывается необыкновенная панорама. С высоты птичьего полета внизу видна подгорная часть Елатьмы, бесконечная гладь реки Оки с великолепными песчаными пляжами, заливные луга с травой по пояс и озерами за рекой, и далеко на горизонте – окутанный синей дымкой лес. Все это я увидел впервые тринадцатилетним подростком. Это весьма чувственный возраст. Позже я видел пейзажи Приэльбрусья, Закарпатья и Горного Алтая, и мысленно сравнивал их с картиной, открывающейся с высоты смотровой площадки Елатомского парка, и сравнение оказывалось в пользу родных мне Рязанских земель. Всегда вспоминались замечательные стихи, нашего земляка, Сергея Есенина:

 

О Русь – малиновое поле

И синь, упавшая в реку,

Люблю до радости и боли

Твою озерную тоску…

 

В начале пятидесятых годов Елатьма славилась отличными песчаными пляжами. Песок желто-золотистого цвета был необыкновенно чист и рассыпчат. Но уже к концу пятидесятых на огромном пляже ниже полуострова появились островки слежавшегося и потемневшего песка, которые буквально за несколько лет заросли кустарником. Что же произошло? Вероятно, загрязненные воды и ослабевшие весенние паводки привели к частичному зарастанию окских берегов.

Хочется верить, что наступит время, когда круизные теплоходы будут причаливать к пристани «Елатьма» и группы туристов будут стоять на смотровой площадке городского парка, очарованные неброской, но удивительной картиной, открывшейся перед ними.

У окского пейзажа есть еще одна особенность – историческая. Здесь, на этих берегах, творилась История. Здесь проходили долгие дороги становления Руси, которыми шли наши предки. Затем туристов ознакомят с небольшим провинциальным городком, с его уникальной многовековой историей и нелегкой судьбой. В конце путешествия туристам предложат посетить «Чайную», отведать блюда и напитки, приготовленные по старым елатомским рецептам и приобрести в сувенирной лавке оригинальные медицинские приборы, сделанные в Елатьме, и кустарные художественные изделия народных умельцев.

 

Анатолий Батманов. 2011 г.

 

 

*     *     *

 

 

Вернуться на главную страничку